Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 (СИ) - Шульман Нелли

– Насчет Джона вы правы. Все равно после Кембриджа он придет к нам. Он вроде изменяет семейной традиции, не собирается изучать математику или юриспруденцию… – Марта кивнула:

– Не собирается. Он хочет стать историком, сэр Ричард, что для наших целей тоже полезно… – она повела рукой:

– Пусть в Марокко он практикуется в арабском языке. Нас ждет большая работа в тех краях… – Марта имела в виду Ближний Восток. Она слушала новости о взрыве в Персидском заливе, где пошел ко дну британский лайнер «Дара». Судно перевозило рабочих из Индии в Дубай:

– Причины катастрофы пока неясны, – сказал диктор, – погибло более ста человек… – Марте причины катастрофы были понятны:

– Это дело рук сепаратистов, – она миновала Мэйфер, – в султанате Оман назревает гражданская война, как в Конго… – Марта не сомневалась, что к так называемой трагической гибели Лумумбы приложили руку и европейцы и американцы:

– Мы там не были замешаны, хотя Южная Африка сфера наших интересов. Но у мамы такого не спросишь даже по безопасной линии. Впрочем, я уверена, что Даллес отнюдь не всем с ней делится… – в сумочке Марты, на пассажирском сиденье лимузина, лежал тот самый альбом. Фальшивое письмо Констанцы она устроила между страницами:

– Для очистки совести отдам его в лабораторию, – напомнила себе женщина, – но понятно, что дело шито белыми нитками… – за рабочим обедом она хотела обсудить с сэром Ричардом будущую поездку Инге в СССР:

– Думаю, ему придет приглашение… – впереди возвышался Биг Бен, – осталось проинструктировать его в правильном поведении… – несмотря на всеобщую уверенность в смерти герцога Экзетера, Марту все равно что-то беспокоило:

– Последний раз Циону видели на Чек-Пойнт-Чарли… – она замедлила ход машины, – Циона разыгрывала из себя преподавательницу языков. Она работала в КГБ, у своих менторов, но неясно, что случилось после стрельбы на границе… – Марта предполагала, что Циона хотела сбежать в Западный Берлин:

– И с ее новыми документами найти Макса, то есть господина Ритберга фон Теттау… – человек с этим именем по описанию нисколько не напоминал деверя, но Марта не колебалась:

– У него наша реликвия, синий алмаз. Если кому-то удастся добраться до него через Краузе или еще как-то, алмаз послужит доказательством. Макс сентиментальная тварь, он не запрет кольцо в сейф. Один раз мы его почти нашли, найдем и сейчас… – несмотря на субботний день, кафе на углу набережной открылось. Марта взглянула на хронометр:

– Восьмое апреля. Церемония в Бромптонской оратории двенадцатого, в среду. Инге приедет из Кембриджа, надо вызвать его на Набережную… – рассчитавшись за картонный стаканчик с кофе, она вернулась в машину. В открытое окно заползал утренний холодок, Марта запахнулась в черный тренч:

– Обманная весна, как Монах говорит. Ночью еще могут случиться заморозки… – Биг Бен размеренно пробил половину седьмого. В семь Марту ждали в отделе внутренней безопасности. Сэр Ричард пока ничего не знал:

– Я объясню сотрудникам, что идет рутинная проверка персонала станции в Западном Берлине… – Марта смотрела на здание Парламента, – мы часто устраиваем такие мероприятия. Я не пока не могу ни в чем обвинять Густи, наша юриспруденция построена на презумпции невиновности… – Марта подумала об открытках от старшего сына, о письмах, отправленных Густи брату и семье:

– Если русские получили хотя бы один такой конверт, то не стоит мне отказываться от полицейского сопровождения, – она невесело улыбнулась, – но, может быть, я делаю из мухи слона. Густи любит бродить по антикварным лавкам на София-Шарлотта-плац. Но я не могу ее не проверить, это моя обязанность… – Марте предстояло поговорить с племянницей о будущей миссии в СССР. Прогноз погоды закончился, диктор вернулся в эфир:

– В это субботнее утро, – заметил он, – с вами программа классической музыки. Гендель, соната для двух скрипок и фортепьяно, G minor, Op.2. Играют Владимир Горовиц, Иегуди Менухин и Генрик Авербах. Исполнение посвящается памяти Самуила Авербаха… – пела скрипка Тупицы, Марта устало закрыла глаза:

– Он думает, что Самуила убили арабы. Лубянка может выйти на Генрика, хотя его нечем шантажировать. Но ему не стоит знать о предательстве отца… – Марта завела машину. Британские флаги над крышей Парламента бились под сильным ветром:

– Здесь так не говорят, – пришло ей в голову, – но это верно. Наша свобода в нашем законе, а он один для всех… – свернув на набережную, лимузин Марты скрылся из вида.

Натужно завыл электрический миксер. Маргарита крикнула:

– Печенье русское, овсяное. Лада научила меня его делать…

Ева, тоже в фартуке, прислонившись к плите, листала маленький альбом. Двойняшки держали за руки пухленькую девочку в полосатом платьице. Мишель белозубо улыбалась, рядом скакал Гамен. Выключив миксер, Маргарита сунула палец в миску с тестом:

– Сахара достаточно, оно и не должно быть очень сладким. Видишь, – она кивнула на фото, – у нас тоже теплая весна, все цветет… – яблони в саду Гольдберга окутала белая дымка. Маргарита сошла с парома в Харидже в компании сумки с домашними джемами:

– Лада не могла отпустить нас без подарков семье, – улыбнулась она в разговоре с Мартой, – а малышка бойко ходит и лепечет, хотя ей всего год… – Марта рассматривала семейную фотографию. Лада держала на руках дочь, двойняшки устроились у нее под боком, Гамен лежал на коленях Тиквы. Гольдберг, наклонившись, обнимал жену за плечи:

– Мишель на отца похожа, – заметила Марта, – тоже темненькая… – девочка действительно напоминала отца:

– О ней он не знает, и никогда не узнает, – сказала себе Марта, – для всех Лада скончалась в перестрелке на Чек-Пойнт-Чарли. Ее похоронили в Западном Берлине, поставили надгробие… – памятник был таким же фальшивым, как фортепьянные клавиши черного гранита на кладбище в Банбери. Марта напомнила себе, что в Мон-Сен-Мартене каждый человек на виду:

– Лада давно поменяла фамилию, у нее бельгийский паспорт, она дальше Остенде не ездит… – по словам Гольдберга, жена отказывалась посещать Брюссель и Париж:

– Но это правильно, – подумала Марта, – в больших городах Ладу могут узнать по афишам. Не так много времени прошло… – в Мон-Сен-Мартен фильмы привозили после разрешения льежского епископа на просмотр ленты:

– Кино о Горском в городке ждать не стоит, как и любого советского кино, – хмыкнула Марта, – но так спокойней… – в альбоме был и снимок Маргариты в докторском халате, у двери кабинета:

– Доктор Кардозо… – прочла Марта табличку, – она не знает правды о своем отце. Но ее братья или Авраам не проговорятся, а девочке будет сложно с таким жить… – о причинах разрыва с Джо Маргарита не упоминала:

– Она скрытная, как и Виллем, – подумала Марта, – по линии де ла Марков они все такие… – яркие, голубые глаза девушки напомнили ей о Волке:

– Даже странно, – Марта видела довоенные фото из Мон-Сен-Мартена, – Волк одно лицо с покойным бароном. Монах то же самое говорил. Только дедушка Маргариты был ниже ростом. Но в семьях такое случается. Мэтью, то есть Паук, как две капли воды смахивал на вице-президента Вулфа… – она решила не спрашивать у Маргариты о расторгнутой помолвке:

– Это дело личное. Они взрослые люди, незачем лезть в их жизнь… – Маргарита не услышала вопросов о Джо и в Мон-Сен-Мартене:

– Все вокруг очень деликатны… – опять завыл миксер, – но я и сама не хочу о нем вспоминать…

Не вспоминать не получалось. Маргарита просыпалась ночами, видя его лицо:

– В соборе, в Элизабетвилле, он хотел мне что-то сказать, – думала девушка, – он пришел на исповедь, а я прошла мимо. Я не собиралась с ним разговаривать, но это гордыня, так поступать грех. Он страдал, я видела тоску в его глазах… – кюре в Мон-Сен-Мартене похвалил ее за, как выразился священник, целомудренный образ жизни:

– Вы правильно делаете, что не размениваетесь на пустяки, как другая молодежь… – Маргарита услышала тяжелый вздох из-за бархатной занавеси кабинки для исповеди, – не расстраивайтесь, вы встретите хорошего юношу, полюбите его… – Маргарита не хотела думать ни о каких юношах: